МЧК сообщает - Страница 16

Рабочий замолчал. Молчали и люди в цехе, только где-то противно, на высокой ноте визжала электропила.

— Это еще не все. Среди нас есть такие, которые говорят, что Басова чекисты убили, мол, за дворянское происхождение да за деньги какие-то. Теперь скажи, что это за «черные мстители» в городе объявились, которые милиционеров бьют? Вот теперь все у меня. Отвечай, товарищ чекист.

Манцев помолчал, оглядывая людей. Они стояли плотно, плечо к плечу. В спецовках, ватных куртках, фартуках. Они стояли и ждали ответа.

— Товарищи, — голос Манцсва сел от волнения. Он откашлялся и продолжал: — Буду отвечать по порядку. Убийство вашего артельщика нами раскрыто. Бандиты Костыркин Михаил и Сиротин Семен пойманы и расстреляны.

— Правильно!..

— Стрелять их всех!

— Верно!..

Словно вздохнула толпа.

Манцев поднял руку.

— Теперь об инженере Басове. Мы с вами вместе скорбим о тяжелой утрате. Зверье из банды Николая Сафонова по кличке Собан убили его и ограбили квартиру. Мы обезвредили несколько участников банды. Нашли похищенное имущество. Нам еще нелегко приходится, нас сыскному делу не учили. Но мы учимся даже на своих ошибках, я обещаю вам, товарищи, что в ближайшее время революционное возмездие настигнет Собана и его дружков. А теперь покажите нам того, кто на чекистов клеветал и о «черных мстителях» рассказывал.

Толпа зашумела, закачалась и вытолкнула к помосту человека лет сорока в очках с металлической оправой на птичьем носу.

— Эсер? — Манцев спрыгнул с помоста.

— Какое это имеет значение?

— Значит, эсер, — улыбнулся Василий Николаевич, — я их пропаганду сразу узнаю. Уж больно красиво врут. Милиционеров, товарищи, тоже убил Собан со своими подручными. А что касается зверств ЧК, то хочу сказать: бандиты врываются в квартиры, выдавая себя за чекистов. У них две цели: уголовная и политическая, грабеж и убийство и дискредитация ЧК.

Пожилой рабочий влез на помост, поднял руку:

— Товарищи пресненцы! Довольны ли вы ответами?

— Вполне!

— Правильно!

— Дело говорил.

— Тогда выношу резолюцию нашего собрания. Кто за полное доверие нашим чекистам — поднять руки!

Руки подняли все до одного.

В машине Манцев сказал Мартынову:

— Я, дорогой мой, сегодня испытал и острое чувство стыда, и огромную радость.

— Я думаю, Василий Николаевич, мы не охранка, надо чаще в газетах сообщать о нашей работе.

— Правильно, Федор. Владимир Ильич всегда говорил, что у партии нет секретов от народа, а мы, чекисты, — вооруженный отряд партии. Гласность. Во всем. В успехах и ошибках. Тогда нам поверят.

— Надо было, Василий Николаевич, этого, в очках, с собой прихватить.

— Зачем? — улыбнулся Манцев. — Он уже не страшен нам. Нет ничего более действенного, чем публичное разоблачение. Он не враг. А сплетни, слухи, — они всегда бушуют. Главное — разоблачить их не словами, а делом. Так, милый Федор Яковлевич, нас учит Феликс Эдмундович. Наша власть еще совсем молодая. Впрочем, и мы с тобой не старые. — Манцев засмеялся.

Машина уже въезжала на Лубянскую площадь, и Манцев спросил:

— Что с операцией?

— Квартира Васильевых под постоянным наблюдением.

— Кого вводим в операцию?

— Данилова.

— Не молод?

— Нет, парень серьезный, дерется здорово, джиу-джитсу знает, уроки брал, стреляет неплохо, а главное, его в Москве никто не знает.

— Давайте готовить.

Данилов вошел в кабинет Манцева. Одет он был необычно: черную косоворотку, шитую по воротнику белым, опоясывал наборный пояс, пиджак свисал с левого плеча, синие брюки заправлены в лакированные сапоги гармошкой.

В кабинете кроме Мартынова и Манцева сидел человек лет сорока в форменном сюртуке без петлиц, белоснежный воротничок подпирал подбородок. Было в нем что-то барское, а вместе с тем вульгарное.

— Так-с, — сказал он, — по фене ботаешь?

— Что? — удивился Данилов.

— Не та масть, Василий Николаевич, ошибся ваш гример.

— Пожалуй, да, — Манцев засмеялся, — не похож ты, Ваня, на удачливого вора.

— Вы, молодой человек, — обратился к Данилову незнакомый, — кстати, не смотрите на меня так удивленно, моя фамилия Бахтин, я криминалист и консультант у коллеги Манцева.

— Великий спец по уркам, — белозубо улыбнулся Мартынов, — бог нам вас послал, Александр Петрович.

— Ну зачем же так? Не упоминайте господне имя всуе. Нехорошо. Так кем вы были, молодой человек, в той, иной и спокойной жизни?

— Я закончил Брянское реальное училище.

— Весьма почтенно. И чем думали заниматься?

— Хотел подать прошение в Лазаревский институт.

— О-о-о! Романтика. Запад есть Запад. Восток есть Восток. И с места они не сойдут.

— Киплинг, — мрачно сказал Данилов.

— Мило. Мило. Значит, студент. Пойдемте.

И снова открылась дверь кабинета. На пороге стоял молодой человек в студенческой куртке с петлицами, в брюках с кантом, обтягивающих ноги. Белоснежная рубашка, загнутые углы воротника, галстук с булавкой. Данилов даже причесан был иначе. Волосы разделял ровный английский пробор.

— Студент, Василий Николаевич, студент. Это кличка и легенда. На палец перстень, дорогой, наручные часы, лучше золотые, дорогие запонки. Студент-налетчик.

— Где же мы все это достанем, Федор? — повернулся Манцев к Мартынову.

— Да такому залетному все достанем, — засмеялся начальник группы, все что надо.

— А теперь, Данилов, то есть Студент, — сказал Манцев, — знакомься со своей напарницей.

Он подошел к дверям.