Они вышли, а Данилов взял растрепанный томик Гюго, который ему принесла медсестра, и заново, вместе с Жаном Вальжаном, пошел по улице старого Парижа.
Когда-то, мальчишкой, он, начитавшись Дюма, мечтал попасть в этот таинственный Париж. Город красивых и веселых женщин и беспечных и смелых мужчин. Позже, когда вслед за Дюма пришел суровый Гюго, Париж открылся перед ним другим. Мрачным, суровым, таким же, как Петербург Достоевского.
И сейчас, заново перечитывая «Отверженных», Иван открывал все новое в давно знакомой книге.
Он просто взрослел, поэтому читал книгу совершенно иначе.
Из коридора вернулись Козлов и Мартынов. Взяли стулья, сели у кровати Данилова.
— Слушай, Иван, — наклонился к нему Мартынов, — я говорил с комиссаром госпиталя, ты, значит, на курсы краскомов собрался?
Иван кивнул, поправил рубашку.
Мартынов смотрел на него улыбаясь. Уж слишком по-мальчишески тонкая шея была у будущего краскома. Он помолчал и сказал:
— Мы тут с товарищами умом пораскинули и решили, что ты для нашего дела очень нужный человек. Во-первых, молодой, во-вторых, образованный, а в-третьих, смелый.
— Для какого дела? — с недоумением спросил Иван.
— Партийная ячейка твоей роты да и товарищ Козлов рекомендовали тебя для работы в ВЧК.
Иван растерянно молчал.
— Ну, чего молчишь?
— Так я не умею...
— А ты думаешь, я очень умею или Козлов? Учиться будем. Главное у тебя есть, ты задачи партии нашей понимаешь.
— Так я же беспартийный.
— Ты член Союза рабочей молодежи. Поработаешь у нас, станешь большевиком. Завтра принесу тебе опросный лист. Заполнишь, прошение напишешь и из госпиталя прямо к нам.
Василий Николаевич Манцев вернулся с совещания.
Вопрос обсуждали важный — положение в столице республики.
Что и говорить, радостного было мало, несмотря на ликвидацию левоэсеровского мятежа и разгром анархистов. Политический враг полностью сменил фракционную борьбу на вооруженную. Одна за другой, как пузыри газа на болоте, возникали самые различные контрреволюционные организации.
С Кубани, Дона, Севера и Сибири шла в Москву резидентура многочисленных контрразведывательных организаций. В сентябре был ликвидирован заговор Локкарта.
И конечно, покушение на жизнь Ленина...
Революция, гражданская война, разруха и голод породили неведомые до сей поры масштабы спекуляции и бандитизма. В 1917 году, придя к власти, правительство Керенского объявило всеобщую амнистию. Тысячи уголовников, опасных, умелых, дерзких, осели в Москве. Группкой налетчиков была похищена большая часть картотеки бывшей сыскной полиции, поэтому люди, призванные охранять революционный порядок, начинали все с нуля. Ежедневно дежурные ВЧК и уголовно-розыскной милиции получали сообщения о грабежах, налетах, проведенных с пугающей дерзостью и жестокостью. Бандитизм и все присущее ему: малины, подпольные игорные дома, тайные кабаки — создавали питательную среду, в которой рождались новые преступления. Все это отвлекало силы от борьбы с контрреволюционным подпольем.
Об этом и говорили на совещании. Назрел вопрос о создании в столице республики своей чрезвычайной комиссии.
Манцев стоял у окна. По Малой Лубянке ветер тащил опавшую листву и обрывки декретов. Спешили прохожие. И Василий Николаевич поймал себя на мысли, что толпа на улицах стала одноликой, почти одноцветной, как солдатский строй.
В дверь постучались.
— Войдите.
Вошел работник секретариата, протянул Манцеву бумагу.
— Феликс Эдмундович просил передать вам.
Это была шифровка из Ростова. Бахтин сообщал, что вывезенный на юг архив сыскной полиции найден, изъят и переправлен в Москву. Шифровка была такой, какую и должен был послать Бахтин. Короткая и точная.
Александр Петрович Бахтин был лучшим криминалистом Европы, как писали о нем газеты до революции.
Много лет назад в Париже на квартиру социал-демократов пришел высокий элегантный господин, представился чиновником сыскной полиции и сказал, что охранка готовит провокационное политическое убийство.
Ему не хотели верить, но большевики все же послушались совета полицейского чиновника. Провокация охранки была сорвана.
Нет, Бахтин не был социал-демократом, он вообще был вне политики, он боролся с преступностью. Но все же, как честный человек, предотвратил кровавую провокацию.
Потом у него были неприятности. Слишком уж плотно помощник начальника сыскной полиции Петербурга надворный советник Бахтин взялся за окружение Распутина. Его быстро перевели в Москву.
После революции он был арестован. Но разбирал его дело Гринин, тот самый большевик, которого спас Бахтин.
Так началась работа Бахтина в уголовно-розыскной милиции, а потом ВЧК дала ему задание найти архивы.
И он нашел.
Манцев вспомнил свой последний разговор с Бахтиным. Его немного ироничную, даже желчную манеру излагать мысли. Откровенно говоря, он тогда не очень верил в успех операции.
Читая шифровку, Василий Николаевич радовался своей собственной ошибке и поражался умению Дзержинского разбираться в людях.
Зазвонил телефон.
— Манцев.
Голос Дзержинского в трубке был спокоен и доброжелателен:
— Вы прочитали шифровку?
— Да, Феликс Эдмундович.
— Когда Бахтин вернется, я думаю, что его необходимо использовать как спеца, консультанта в группе, занимающейся борьбой с бандитизмом.
— Он будет служить в Ч К?
— Я этого не говорил, Василий Николаевич, его надо прикомандировать от уголовно-розыскной милиции. Ведь он раскрывал очень сложные дела. Одно ограбление Ростовского банка чего стоит. И помните, Василий Николаевич, Бахтин умный, честный и смелый человек. Пока он нам нужен.